На стороне ребенка

Глава 7

АРХАИЧНАЯ ТРЕВОГА.

СИМВОЛИЧЕСКОЕ ДЕТСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

В заключительной сцене «Борьбы за огонь»' мы видим пару, которая на заре человечества уходит от борьбы за самку и от животного совокупления и изобретает сексуальность лицом к лицу, глаза в глаза.

Эти два существа, уцелевшие при первой кастрации, в соитии открывают для себя символическое значение лица, которого они были лишены. Это откровение: вместо того, чтобы удовлетворять с другим человеком-животным инстинкты телесного низа — видеть лицо любимого партнера. Возбуждение-потребность-напряжение усту­пает желанию встречи. И с этого мига язык обретает связь с космосом и с «узнаванием», «признанием», совместно обретенным в единении тела сознанием ценности, чтимой другими людьми, ценности любви, тонкого обертона человеческого желания. Становится понятно, что этот новый опыт совсем иного порядка, чем тот, что позволяет избавиться от голода и холода благодаря огню, помогающему держать на расстоянии зверей, огню, который можно вновь разжечь, если он погас.

Можно предположить, что на этой стадии или в этом возрасте человечества начинаются фантазии, потому что в памяти остается образ другого человека — желанного, даже если сейчас он отсутствует. С этого момента начинает развиваться символический язык.

Я считаю, что фильм «Борьба за огонь» очень глубок и заслуживает самого серьезного научного обсуждения, хотя некоторые критики утверждают, что фильм дурацкий. Я-то думаю, что дураки те, кто так говорит. Они чересчур боятся того, что сидит у них внутри! Страх персонажей фильма — это и их страх.

• «Борьба за огонь» («Битва за огонь») — кинофильм (Франция / Канада), реж. Жан-Жак Анно, 1981.

144

«Борьба за огонь» срывает с нас покровы. Даже сейчас, когда мы вырвались из плена прежних представлений об опасности (таких как опасность умереть, не найти пищи), в нас еще живет первобытная тревога, шепчущая, что любой человек может оказаться 'нашим лютым врагом. Взять хотя бы колонку хроники в газетах. Не имея больше никаких причин угрожать друг другу, мы в наших подавляемых побуждениях продолжаем сохранять в себе эту опасную агрессивность. Отсюда необходимость сублимации этих побуждений в культуре — иначе мы вернемся к братоубийствам. Что и происходит в тотали­тарных государствах, в «гулагах». При нацистах мы видели, как одна «порода» уничтожает другую. «Породой», подлежавшей- унич­тожению, были евреи, и так называемые арийцы их уничтожали. Пока призрак не заснет в каждом из нас, он бродит на свободе. И стоит только оправдать его право на существование, человек, ради пропитания, немедля позволит себе совершать деструктивные действия; евхаристия — является сублимацией'. Она показала нам, что посредством разрушения жизни, — искусного геноцида зерна, символизирующего материальность живых существ, и посредством тру­долюбия каждого, кто изо дня в день занимается земледелием и выпечкой хлеба, мы приближаемся к Сыну Божьему, живущему в хлебе, который мы едим, в этой неизменно жертвенной пище, добытой ценой смерти, которую мы причиняем и которая нас питает. Так пусть же слова братской любви придают духовный смысл жизни, этому беспрерывному массовому убийству, необходимому на нашей планете для выживания живых существ.