|
Это была первый приезд Рамеша в США. В мой почтовый ящик каким-то образом попало объявление о ритрите, который должен был проходить в Южной Калифорнии, и меня это мгновенно заинтересовало. Дело не только в том, что я впервые встречал термин “Адвайта Веданта” вне контекста, связанного с Раманой Махарши; фотография Рамеша, которая была помещена на лицевой стороне, вызвала во мне такое же чувство притяжения, что и фотография Раманы много лет назад. Мне очень хотелось попасть на ритрит, но мне не хватало денег даже на то, чтобы заплатить за квартиру, не говоря уже о поездке в Калифорнию. На следующий год я переехал в Сиэттл и уже зарабатывал намного больше денег, когда пришло объявление о втором приезде Рамеша. На этот раз я должен был ехать, и я проделал весь путь от Сиэттла до пустынь Южной Калифорнии, где присоединился к остальным участникам ритрита, который должен был проводиться в Джошуа Три. Как только ритрит начался, я тут же оказался втянутым в разговоры с Рамешем. В первые несколько дней его слова постоянно вызывали во мне вспышки озарения, пока я наконец не достиг такой точки, когда почувствовал, что дальнейшие разговоры о Сознании не только не приближают к Истине, но и являются полнейшим святотатством. Я физически не мог слышать разговоры других участников семинара во время перерывов или по вечерам, если речь шла о духовных или философских проблемах… Мне они казались пустой болтовней, бессмысленным повторением избитых фраз. И вот однажды утром вопросы участников семинара оказались направленными на “природу” просветления. Я начал задавать вопрос относительно страха и просветления, когда Рамеш внезапно остановил меня на полуслове, сказав: “Это все ваша фантазия!” Такие простые слова, но внутри меня что-то произошло, и я почувствовал, что вселенная, подобно луковице, распадается на слои. У меня было предельно четкое ощущение того, что я проваливаюсь в бесконечное пространство и что мне не за что зацепиться. Внешне это проявилось в том, что я был безмолвен и ошеломлен, внутри же я испытывал потрясающее озарение. Тот фундамент, который я принимал за свое “я”, и которое служило внутренней отправной точкой, был разрушен и заменен сияющей пустотой. Это состояние было одновременно необычайно глубоким и до абсурда бессмысленным. Позже в моем уме родились стихи, которые начинались словами: “Когда был нанесен окончательный удар, никто не упал…” Я провел остаток ритрита, работая на кухне и гуляя по пустыне, вместо того, чтобы посещать беседы. Я испытывал сильное желание быть рядом с Рамешем, но слушать всю эту бесконечную концептуальную болтовню было выше моих сил, поэтому я “урывал” себе “даршан” во время перерывов и его прогулок. (И до сих пор, при всей моей громадной любви к Рамешу, я не думаю, что я смог бы высидеть все его беседы.) — 41 —
|