|
Напротив, человек, подверженный химической зависимости, будет продолжать употреблять наркотик, даже если это порождает непрерывную полосу трудностей в отношениях с кем-либо или со всеми, кто ему дорог. Своим поведением он (или она) заявляет: “Для меня важны семья, друзья и работа, но пьянство или употребление наркотиков— важнее”. Это не что иное, как придание эмоциональной значимости косному веществу— реакция явно аномальная, именно она и указывает на наличие заболевания химической зависимости. Глава 2. Эмоциональный синдром химической зависимости. Если вы еще теснее приблизились к восприятию химической зависимости как заболевания, то вы проделали гигантский шаг к тому, чтобы помочь человеку, вызывающему вашу обеспокоенность. Теперь вам следует узнать о том, что сам он, вероятно, придет к осознанию этого одним из последних. Замедленное понимание (или непонимание) проблемы — еще один из симптомов болезни. Причины такого неприятия кроются в характере воздействия химической зависимости на человека и его окружение, а также в позиции нашей культуры пития и употребления наркотических веществ — которая фактически благоприятствует внутреннему компромиссу с самим собой и еще более усиливает отрицание. Алкоголь — самый обычный и широко используемый в нашем обществе наркотик*. Он одобрен и узаконен обществом; любой, достигший совершеннолетия, может купить и употребить его. Спиртное привычно подают в открытых для широкой публики ресторанах и в частных домах, во время банкетов на службе, в театрах и на борту самолетов. Хлопанье пробок шампанского — необходимый атрибут наших торжеств; ни одно застолье не обходится без вина; и, более того, мы позволяем нашим детям впервые отведать пива, когда у них еще молоко на губах не обсохло. В Институте Джонсона мы наблюдали достаточно случаев, чтобы прийти к печальному выводу: любой член нашего общества, который потенциально может стать химически зависимым, непременно таковым будет. Но американцы — не единственные, кто подвержен этому заболеванию; проблема имеет мировые масштабы. В Советском Союзе алкоголизм давно стал серьезной проблемой, хотя это было публично признано лишь в середине 1980-х гг. Миллионы алкоголиков во Франции, Англии, Италии, Испании, Китае, Центральной и Южной Америке — в самом деле, повсюду, где употребление спиртного явно не запрещено национальной религией. (И даже в тех странах, где существует запрет, потребление алкоголя растет). Масштабы проблемы — и сам факт, что она преодолевает все расовые, социальные, экономические и географические барьеры — лишнее доказательство того, что химическая зависимость— это, действительно, болезнь. Иначе почему бы многие миллионы добровольно предпочли поведение, столь явно ведущее к саморазрушению? Разве возможно, чтобы у людей всей планеты развивались одинаковые симптомы, одинаковая болезненная тяга, одни и те же сопутствующие болезни, если бы корень их страдания на самом деле заключался в недостатке самоконтроля? Большинство людей, случись им заболеть какой-либо болезнью, начинают пытаться найти от нее лечение, при условии доступности для них медицинской помощи. Вот тут-то и кроется отличие химической зависимости от всех других заболеваний. Люди, страдающие ею, как правило, сами добровольно не ищут лечения, так как не сознают, что они больны. Это происходит потому, что химическая зависимость всегда сопровождается эмоциональным синдромом, который является ее уникальной особенностью и эффективно блокирует сознание того, что болезнь существует. — 13 —
|