В мифах легендарный предок умел превращаться в зверей, птиц и других животных, приобретая их качества. В то же время он оставался человеком. Так считали охотники‑туземцы Африки, Сибири, Юго‑Восточной Азии, Австралии, Южной Америки. Отличия были непринципиальны. Если в Сибири преобладали легенды о человеке‑олене, то в Австралии почитались люди‑кенгуру, а в Африке – люди‑леопарды. Английские исследователи Б. Спенсер и Ф. Гиллен отмечали, что тотемические первопредки австралийцев мыслятся одновременно и людьми и животными (реже – растениями). В мифах этих племен, записанных немецким этнографом К. Штреловым, предполагается тождество между животными и человеком, так что можно с одинаковым основанием говорить о кенгуру‑человеке и человеке‑кенгуру. Советский этнограф В. Р. Арсеньев изучал быт и нравы африканских охотников на крупных животных. Этих охотников соплеменники считают магами, колдунами («симбон»). Ученый привел слова песни охотничьего племени бамбара (республика Мали): Человек должен бояться охотника. Охотник – это ведун, Он знает деревья, он знает воду, Он знает зверей, он знает лес… …Многие носят штаны, но не все они – мужчины. Много обладателей штанов, но мало мужчин. Много людей, но мужчины – только охотники. Охотник олицетворяет единство человека с природой, с животными. Он не только господствует над своей добычей, но и зависит от нее. «Симбон в глазах его окружения, простых земледельцев, – пишет Арсеньев, – это получеловек‑полусверхъестественное существо (аккумулятор, генератор и распорядитель магических сил природы), получеловек‑полузверь». Эта характеристика удивительным образом соответствует сути изображения, оставленного древнейшими охотниками в европейской пещере. И то же можно сказать о вере в мистическую суть охоты, представителей различных племен Сибири или Австралии. Можно согласиться с мнением Арсеньева: «У истоков религиозного сознания превалировало такое представление о мире, когда звери были равны богам, боги – людям, а люди – зверям. Человек в этот период сознавал себя равным с другими компонентами в системе Природы, и на путях ее познания и преобразования он сам создавал богов. При этом он уподоблял свою собственную природу представлению о природе вне себя». Конечно, убеждение в своей сопричастности, своем единстве с окружающей природой определяет веру в одухотворенность окружающей природы и позволяет человеку жить в согласии с ней. Но это лишь первый шаг. Мысль человека идет дальше. Он понимает и свое отличие от других созданий природы, свои необычайные возможности. В его сознании возникает образ великого охотника (обычно он ассоциируется с образом мистического предка). И если у одного племени им мог быть человек‑бизон, у другого – человек‑мамонт (есть и такое наскальное изображение), у третьего – человек‑олень или человек‑медведь, то у какого‑то гениального мыслителя каменного века возникла мысль о слиянии подобных частных образов в единый обобщенный образ Великого Охотника. Это уже сверхчеловек и сверхзверь, а значит, великое божество охоты. — 6 —
|